Журнал «Страстной бульвар, 10». Выпуск № 8-138/2011, Премьеры Москвы.
Весенние премьеры Московского драматического театра «АпАРТе» - это два очень разных спектакля об одном: о соперничестве тоски с восторгом, о нерушимом соседстве радости и отчаяния, о том, что невозможно измерить... То есть о любви.
Спектакль «Журавль» - замечательный для российского и беспрецедентный для московского театра случай международного творческого сотрудничества. В спектакле русского режиссера Елены Озерцовой исполнительница главной роли - японская актриса Томоми Орита - играет с русскими коллегами, текст ее написан на русском языке. Сюжет пьесы основан на древних японских легендах, в которых журавль - герой столь же частый, что и простак, не имеющий ничего, кроме доброго сердца. Такого японского «Ивана-дурачка» играет Денис Лапега. Журавль для японца - птица почти сакральная, это символ чистоты, самопожертвования, честности, духовного возрождения. В народе его называли даже «человеком в перьях». Есть в спектакле и завистливый подхалим (Павел Буйнаков), и бессердечный богач, одержимый наживой и сгибающийся под тяжестью своего позолоченного наряда (Дмитрий Швецов).
Несмотря на то, что язык пьесы - русский, на сцене театрального дома «Старый Арбат» прямо на глазах у зрителя разрастается маленькая Япония. Спектакль открывает соло на традиционном музыкальном инструменте японцев - флейте шякухачи, звучащее в нежном полумраке. Вслед за этим под хриплый, надтреснутый голос из проигрывателя, поющий тягучую японскую песню, Орита исполняет танец с веером. Перед нами зарисовка, набросок, и эти штрихи позволяют постепенно перейти, мягко выпасть из российской реальности в реальность чуждую нам, очень далекую, не имеющую почти никаких культурных аналогов.
Используя лишь простейшие образы и фольклорные (читай: незамысловатые) ситуации, в условиях минимума декораций, при всей традиционности символического театра, «Журавль» практически на пальцах рассказывает очень глубокую историю - историю непоколебимой верности, благодарности и безусловной любви. Свиток, на котором записана легенда, постепенно разворачивается - и чем больше мы узнаем, тем меньше остается для нас непонятного и чужого в этой истории. Поначалу осторожно погружая нас в загадочный мир иной культуры, спектакль вдруг, словно платок из рукава фокусника, повисает в воздухе, вызвав возгласы удивления. И на поверхности этого «платка» мы видим тот же узор, каким шита и наша с вами повседневность. Тема корыстной дружбы и всепрощающей любви, зависти и семейного счастья, одержимость материальными благами и жизнь духовная, архетипические образы и современная бытовая реальность - «Журавль» собрал по нотам полифонию наших жизней, будь мы русские или японцы, мужчины или женщины, живи мы в двадцать первом веке или в первом до нашей эры. И в то же время это постановка о постоянном взаимодействии и взаимообмене мира высшего, неясного и недоступного, с миром земным. Но тут, конечно, национальность уже совершенно ни при чем.
Пользуясь древним, как сама легенда, языком символа, спектакль отчасти диктует еще одну трактовку. Веер, с которого, как с ложки, девушка-журавль «кормит» своего любимого, становится в финальном танце ее крылом, совершающим последний, предсмертный взмах. И основной здесь видится уже тема самопожертвования, безграничной самоотдачи и благодарности, которые, как видно, не всегда совместимы с существованием.
Вторая новинка этого сезона - «Вкус черешни» - значительно понятнее и ближе сознанию российского зрителя. Музыкальная постановка по пьесе «Apetyt na czere?nie» поэтессы Агнешки Осецкой возвращает нас в хронотоп советской Польши - прямиком в вагон поезда с деревянными скамейками и надписями «Щитно» и «Ольштын» на дверях, в узкокоридорную густонаселенную коммуналку, с ковром, на котором «олень столетний глаза раскрыл и ждет беды», в захолустный пансионат для отпуска. Тема же бракоразводного процесса, семейных отношений, ссор - держит поближе к земле, чем полет сказочного «Журавля». Но это лишь на первый взгляд или, вернее, «на первое действие»: чем ближе к финалу, тем острее чувствуется глубоко философский стержень этой, казалось бы, легкой истории.
Агнешка Осецка - известная польская поэтесса, прозаик, драматург, автор песенных текстов. В спектакле звучат девять из них, перевод был сделан специально для «АпАРТе» исполнителем главной роли Алексеем Никульниковым. Она много писала для кино - песня на ее стихи звучит в картине «Нож в воде», первом полнометражном фильме Романа Полански и первом польском фильме, номинированном на «Оскара». Более сорока лет назад все население СССР приникало к экранам телевизоров, когда шли «Четыре танкиста и собака», каждая серия которых начиналась «Балладой о танкистах» на стихи Осецкой.
«Она сыграла огромную роль в развитии советского театра 60-70-х годов, но в сумбуре «новых» девяностых об этом начисто забыли», - поясняет перед началом спектакля режиссер Александр Каневский, почему он взялся за эту постановку.
Это далеко не первая для Каневского «музыкальная фантазия» на сцене: за 30 с лишним лет режиссерской работы он поставил множество музыкальных спектаклей, в течение 15 лет руководил Мастерской артистов мюзикла в Гнесинке. «Я очень люблю музицирующих драматических актеров, - сказал он в одном из своих интервью. - Это открывает новые перспективы. Люди, слышащие музыку, по-другому воспринимают жизнь». Правда, на сцене «АпАРТе» актеры лишь поют, а вживую аккомпанируют им Мария Курепина (скрипка), Вадим Рыжаков (фортепиано) и Александр Муравьев (контрабас). Однако музыканты тактично остаются в глубине зала, за дверью зелено-белого купе.
Осецка переводила стихи Владимира Высоцкого, была близким другом Булата Окуджавы. Последний перевел четыре ее песни для спектакля «Вкус черешни», поставленного в театре «Современник» в 1969 году (режиссер Екатерина Еланская). Одной из этих композиций была знаменитая «Ах, пани, панове...» Примерно в то же время пьесу поставили и в Польше. Версия «Современника», кстати, пользовалась оглушительным успехом, хотя никакой «гражданской позиции», выражением которой славился театр, там не было и в помине. Спектакль продержался на сцене 12 лет.
Однажды Окуджава написал Агнешке: «Желаю Тебе счастья, хотя его и не бывает...» Это мироощущение объединяло их - щемящее, но острое, печальное, но яркое. Вот и пьеса полна таких противоречий: в эту минуту в зале не существует ничего, кроме полноты жизни, а в следующую уже царит на сцене звонкая грусть, и нет надежды на счастье и понимание между мужчиной и женщиной. Вместо этого между ними - стена недоверия, взаимных упреков, эгоистичных желаний.
В форме сменяющих друг друга «музыкальных фантазий» параллельно развиваются два сюжета - нынешний, в рамках которого в купе встретились незнакомые мужчина и женщина, и прошлый, где встретились, наконец, бывшие супруги, так и не узнавшие друг друга за те годы, что прожили вместе. Внутри последнего и разворачивается настоящее действие, внутреннее, психологическое. Герои будто неслучайно встречаются в вагоне поезда, чтобы разглядеть самих себя - настоящих - в том общем прошлом, которое у них было.
Название пьесы дословно переводится как «Желание черешни», и если бы у спектаклей были ключевые слова, то у этого ключевым было бы как раз слово «желание». Это история о том, что люди всегда чего-то хотят - иногда вместе, иногда врозь, но чаще всего хотят они несбыточного, пусть это был бы даже переезд в Варшаву из маленького городка. Герои Он (Алексей Никульников) и Она (Юлия Голубева) понимают это и все же снова отдаются мечтам и желаниям, словно это основной человеческий инстинкт. И, по логике постановки, только эта безудержная способность желать, разочаровываться и снова желать держит нас на плаву и будет держать еще тысячелетия. Она и только она - эта способность все время искать того самого «счастья, которого не бывает».
